Макс допустил серьезную ошибку. Если только это было ошибкой. Он написал, что следопыту можно верить. И назвал его другом.

Если бы сейчас рядом был Максим, Денис спросил бы его об этом без обиняков, что называется, в упор. Но Макса не было. И чем больше Денис думал, тем более странной и подозрительной начинала казаться ему вся эта история с запиской. И уж тем более – с письмом Кристины.

В том, что это был почерк Макса, сомневаться не приходилось. Знал Денис немного и почерк Кристины. Потому что запомнил его сразу, стоило ему однажды случайно увидеть, как она переписывала по просьбе их классной руководительницы какие-то мудреные методические материалы для родительского комитета.

Написал ли Максим по доброй воле свою записку, или его принудили, сейчас никто Денису подсказать не мог. Зато у него нашелся безмолвный подсказчик, который открыл правду. Это была сама природа и ее суровый глашатай – Горы Справедливости.

О бумаге Денис прежде не думал вовсе. Если бы этот листок, на котором Макс написал свою записку, обладал хоть какими-нибудь магическими свойствами, поначалу рассуждал Денис, они бы, наверное, уже давно проявились.

Теперь же он опять вспомнил сходство бумаги записки со страницами магической книги. И тут, и там буквы словно всплывали, поднимались из глубины, сокрытой магией.

А что, если предположить невероятное? Что мне это даст?

Эта мысль осветила сердце Дениса безумной, покуда еще неосознанной надеждой. Вдруг листок Максима – из той же бумаги, на которой написаны невидимые строки похищенной магической книги? А теперь получается, если верить следопыту – похищенной уже дважды?

Денис даже всхлипнул от обиды. Он понял, что его обманули. И не просто обманули. Денис знал, что такого можно и нужно ожидать от врага. Но если обманывают свои, это называется – предательство. Как нож в спину.

Мальчик бросил взгляд на свой кортик. Лезвие тускло блеснуло – тонкое, прямое и острое. Камень горы даже не оставил на нем ни одной зазубрины. Эх, если бы и предательство можно было перенести так же, как кинжальная сталь – твердость скалы!

Кто же все-таки его обманул этой запиской – следопыт ли, Макс, или оба вместе? Или же кто-то совсем другой, скрывающийся под дьявольской маской невидимки?

Этого Денис не знал. Но даже если ты не знаешь имени своего предателя наверняка – что это сейчас меняет?

Денис закусил губу, упрямо тряхнул челкой. Однако само его лицо на этот раз предало мальчика с золотыми кудрями. И маленькая слеза медленно покатилась по холодной щеке, слеза обиды и горечи. Наверное, она была бы горячей, но здесь, среди холодных и сумрачных скал, равнодушно блестевших как зеркала, она показалась Денису ледяной.

Кто из читающих эти строки не ведает, что такое – предательство? Кого ни разу в жизни не обманывали те, от которых, казалось бы, никогда и не мог ожидать Такого?

Нет, увы, всем нам слишком хорошо знакомо то чувство бессилия и обиды, когда в тебе стоят горькие слезы. Когда перехватывает горло от возмущения и невыносимой жалости к себе, а глаза сухи и горячи, как от сильной и внезапной простуды. Когда вас предают, у вас простужается сердце, болит душа и опускаются руки.

Кажется, что весь мир сошел с ума, если он допустил такое с вами. И, конечно же, хочется просто взять и умереть.

Но признаемся честно: так ли уж все смертельно? Так ли непоправимо?

Всех нас хотя бы однажды предавали в этой жизни. Но ведь от этого еще никто не умер по-настоящему, правда? Живем ведь!

И потому в предательстве, как и в любой другой ловушке-лабиринте, самое главное – выдержать первые минуты правды. У кого-то они летят стремительно, кому-то покажутся часами, для некоторых они – вечность.

Но все проходит, и Время Преданных тоже. Потому что потом неизбежно наступает время выздоровления от этого нелегкого недуга. А начинается оно в точности с той минуты, как мы решимся сделать к излечению первый шаг.

Все равно – нужно совершить хоть что-то. Для мальчика полезно забить гол в ворота другой футбольной команды. А для девочки – надеть на прогулку новое красивое платье.

Если же у вас, как теперь случилось с Денисом, нет под рукой кожаного мяча или симпатичной обновки, тоже не беда. Главное – не оставаться одному, со своей обидой наедине. Если тебя предали, нужно немедленно уйти из четырех стен. К друзьям, подругам, приятелям. На самый худой конец – просто отправиться побродить по улицам, отвлекаясь от своей беды на лица прохожих, бегущие машины, теплый весенний дождь.

И очень скоро вы уверитесь сами: уже далеко не так трудно жить на свете, как казалось лишь час назад. И с каждым часом эта уверенность будет крепнуть, вот увидите. А это значит, от предательства можно излечиться. Нужно только немного потерпеть. Ведь лечение все равно нужно, а нужные вещи далеко не всегда из разряда самых приятных. Как горькие и невкусные лекарства.

Но ведь следопыт был их союзником!!

А что же Максим, если это все-таки был он? Как он мог? И ведь еще подписал в конце: твой друг!

Ничего нет труднее неведения. И поэтому Денис встал и упрямо побрел вперед, бережно касаясь стены и страшась вновь пропустить невидимый коридор. Он не знал и не мог себе даже представить, сколь огромен Лабиринт Озорина. Если же он так велик, что здесь можно блуждать в поисках выхода дни, недели, месяцы, а то и годы – то уж пусть лучше это все закончится поскорее.

Такою была последняя мысль Дениса перед тем, как он в изнеможении осел наземь и в мгновение ока уснул. Перед этим он не успел даже подумать о том, что Лабиринт может быть обитаем.

Очнулся Денис, когда было еще темно.

Он долго сидел, опустив голову, кутаясь в куртку и собирая таким образом остатки тепла. Но тепла уже не было, и тогда он вскочил и принялся делать энергичные движения руками как заправский физкультурник. Потом несколько раз присел на месте, выбрасывая руки вперед.

Когда кровь тоже проснулась и побежала чуть быстрее в его закоченевшем теле, Денис первым делом задрал руку и посмотрел на часы. У них был циферблат с фосфоресцирующими вкладками, специально, чтобы подсвечивать стрелки и смотреть время во тьме.

Это был первый неприятный сюрприз. Часы стояли – кончился завод. И судя по застывшему времени, можно было предположить, что они остановились всего лишь спустя минут пятнадцать после того, как их хозяин уснул.

Почесав затылок, Денис мысленно прикинул, сколько он спал. Из-за холода, царившего в Лабиринте, вряд ли это продолжалось долго. От силы часа три-четыре, и то в лучшем случае. Значит, теперь было около трех часов ночи. Денис вновь тщательно установил стрелки, прибавив от души еще минут пятнадцать, и огляделся.

За время пребывания в Лабиринте его глаза уже свыклись не только со сверкающими плоскостями стен над головой, но и с темнотой вокруг. Позади, метрах в десяти что-то смутно чернело. Причем этой черноты прежде не было.

Денис набрался храбрости и направился туда. Звук его шагов сухо разносился меж каменных громадин. А потом замер. Денис остановился как громом пораженный.

Пути назад больше не было. За то время, пока он спал, что-то произошло в Лабиринте. Утесы сдвинулись, сомкнули края, и теперь перед Денисом был тупик. Просто две глухие скалы, что вздымались во тьму, грозно нависая над маленькой фигуркой мальчика.

Денис даже попятился. А потом стал медленно отступать назад, к месту своего несчастного и жалкого ночлега. Ему вновь, в который уже раз за время пребывания в Лабиринте Озорина, стало жутко. Мороз побежал по спине, и он был гораздо холоднее, чем стеклянистые наледи стен.

Казалось, что ночью горы вдруг ожили. И теперь они медленно, но неуклонно ползут за ним вслед, норовя настигнуть, сжать в своих страшных каменных объятиях и раздавить.